---Центральное кладбище города. Леон. Франция.

Дошли быстро, как Леон и обещал. Он не любил звать гостей, да те и сами не шли как-то. Но обещания свои старался выполнять, раз уж дал. И когда впереди показалось высотное здание в пять этажей, какие были лишь в этом квартале, слегка обшарпанное и изрисованное всеми детьми любимым граффити, он вздохнул облегченно. Вроде тихо, лишь на последнем этаже горит свет - там живет безобидная старушка, которая спать ложится исключительно при свете, боясь споткнуться поутру о что-нибудь. Тихо открыв дверь в подъезд, он так же бесшумно, как и прежде, точно прокрался на второй этаж, открыв сперва дверь в общий коридор, а там уж и в свою комнату, в самом дальнем конце, перед этим ловко обойдя велосипед и чуть было не запнувшись о тазик.
В комнате было тихо, как всегда. Серые обои в черных разводах, с прибитыми рисунками, десятками рисунков, начиная детскими яркими картинками, заканчивая последним изображением кладбища. Но в остальном комната была в порядке - аккуратно застеленный диван, коврик посередине, шкаф в углу, запирающийся на ключ, да взметнувшиеся из-за сквозняка черные плотные занавески, приоткрывшие глазам белоснежную тюль. Скромно, но зато чуть ли не стерильная чистота и порядок - детишки все же не добрались, надо бы поблагодарить их, коль утром застанет.
- Располагайтесь. - Что-то зашуршало под диваном, мяукнуло и выползло на свет, пробивающийся из под штор небольшой полоской - лампу Леон решил все же не включать. Похоже, его спутнику тоже нравился мрак и темень. Пусть так и остается. К тому же лишь одно создание могло влезть в окно, оно же сейчас и таращилось на прибывших двумя яркими разноцветными глазами - зеленым и желтым. Подхватив кошку на руки, Леон стал почесывать её за ушком, слушая мерное урчание. Бродяжка - он её подкармливал часто, когда она взбиралась по карнизу в комнату и садилась рядышком, тихо смотря на то, как он рисует. И что теперь делать с Шери он совершенно не знал - она пропадет, когда он уедет. Слепая на один глаз - проделки уличных хулиганов, она даже мышей ловить не умеет. Ладно, он потом спросит у Эстеля, есть ли возможность протащить любимицу через границу без паспорта и вет. книжки.

Леон не шевельнулся, лишь качнув ногой - захлопывая дверь, которой достаточно было для этого легкого толчка. Глаза, привыкшие к темноте, внимательно наблюдали за передвижениями спутника, как и глаза кошки на его руках. В чем-то они были с ней похожи - не любили дневной свет и прекрасно ориентировались в темноте. Спать не хотелось - он выспался днем. Потому диван ему был совершенно не нужен - все вещи находились в шкафу, там же была и спортивная сумка. Но сперва надо накормить кошку. Убедившись, что новый знакомый устроился, мужчина тихо вышел за дверь, направляясь в сторону кухни. Кажется, у него ещё была рыба, купленная специально для Шери. Да, точно. Дав хозяйке ночной кухни лакомство, он пошел обратно, зная, что кошка сама вернется к нему - других выходов на улицу нет, да и никто из жильцов не даст ей переждать холодную ночь у себя. Потому Леон и не закрывал двери, оставляя небольшую щелку - для кошки. Однако стоило ему посмотреть на диван, как про маленького питомца несколько позабылось. Темно-рыжие волосы. Раскосые глаза. Он мог увидеть это даже при таком свете. Так вот откуда этот странный акцент. Похоже, он завтра покинет не только свою страну, но и вообще Европу. Лицо спящего человека казалось таким умиротворенным, но в то же время задумчивым, серьезным, опасным. Лицо этого человека не было обычным, а то же время не отличалось от многих других.
Грифель, пачкающий пальцы, новый альбомный лист, тихий шорох от соприкосновения первого и второго. Скрип двери - то вернулась кошка, устроившись на коленях у сидящего на полу у стены Леона, упоенно рисующего черты лица Ди. Пытающегося ухватить ту необыкновенную банальность, которую почувствовал в первый раз. Грифелем он рисовал лишь то, что хотел запечатлеть таким, каким получится - его невозможно стереть с бумаги окончательно, а четкий контур не выйдет даже у художника. Получается подобие смазанной фотографии, красивой, но понятной далеко не каждому.

Отредактировано Leon (2009-11-30 19:14:25)

Новые штрихи, линии. Художник торопится, недовольствуясь свои рисунком. А натура меняет позу, чуть сгибает пальцы - все это отображается на одном и том же рисунке, который приобретает материальную форму. Он становится объемным, живым. Но как бы Леон не старался, у него никак не получалось изобразить юность, а грифель навешивал на спокойное лицо ещё год или два, превращая юного во взрослого, утомленного жизнью, заснувшего от бессилия что-либо сделать. Видимо, он слишком сильно привык к грустным картинам анти сюрреализма. Если последний изображал лучшие искажения реального мира, то приставка «анти» тут же поворачивала стиль на сто восемьдесят градусов. Кто-то изобразил бы Ди совсем мальчиком из сказки, кто-то юным персидским принцем, кто-то украл его образ для создания игры. А Леон рисовал его вот таким, серым и грустным.
Тихо мурлыкнула помощница на коленях, положив лапку на рисунок. И лишь тогда мужчина оторвался от своего творения. Он никогда не замечал, как быстро проходит время. А ещё ведь сумку собирать. Поднявшись, поцеловав мягкое ушко Шери, он подошел к шкафу, отпирая его, доставая спортивную сумку и аккуратно складывая в неё вещи, особо не торопясь. Он всё успеет, а если будет торопиться, то обязательно что-нибудь забудет или потеряет. Обнаружилась папка для рисунков, которую он отложил в сторону - свои творения он оставлять не собирался - они дороги ему, как память. И просто оставить их здесь, чтобы новые хозяева выкинули в мусоросборник - слишком жестоко. Кошечка все время вилась под ногами, будто чувствуя приближающийся переезд. Вздрогнув, Леон вновь посмотрел на неё, не выдержал, подняв на руки повторно, и опустился на самый край дивана, чтобы не потревожить спящего человека, а просто посидеть, гладя животное по шелковистой шерстке. Правда, само животное отчего-то думало иначе, вырвавшись из рук своего хозяина на ночь и ловко прыгнув прямо на грудь Ди, да ещё вцепившись когтями в его плащ, выгнув спину и зашипев. Леон даже не успел ничего сообразить, запоздало оттаскивая животное на той стадии, когда оно уже начало сердито бить хвостом.

- Ах ты негодница, чем тебе человек не угодил? - Непонятно, кто шипел лучше в данной ситуации. По крайней мере если кошка шипела от нахлынувшей злости, то Леон лишь затем, чтобы приструнить её и успокоить. Ласка тут была бы явно бессильна. Он не злился - животные непредсказуемы, но опасался, что действия кошки разбудили гостя. Догадка подтвердилась, когда послышался сонный голос. Прижав к себе уже не шипящее животное, он обернулся, виновато улыбаясь и собираясь уже извиниться. Голубые глаза? Голубые глаза у азиата? Абсурд. Но стало уже не до глаз, когда проснувшийся работодатель скинул с себя плащ. Шортики он уже ранее видел, как и сапоги. Но топ… И все это вместе. Все смотрелось так странно, будто они внезапно переместились на студию съемок порно фильма садо-мазохистского содержания. Ещё плетку в руки и элегантную фуражку с блестящим козырьком - и картина будет полной. Но этот жест, когда Ди обнял себя за плечи. Он стал вдруг таким беспомощным, растерянным. Испугался кошки? Не понял, где находится спросонья? В любом случае Леон не мог просто так смотреть на все это - он ведь тоже человек, пусть со странностями, но не без понимания.
Отпустив кошку - та тут же забилась под диван - он резко сдернул с дивана плед, подходя к своему напуганному гостю и укрывая его этим пледом, стараясь не касаться чужого тела - ещё подумает чего не того. Так сразу ни один человек до конца проснуться не может. А если ещё и не до конца понимает, в чьей комнате стоит, так может вообще во всем угрозу видеть.
- Извиняюсь, не знаю, что на неё нашло. Она вас не поцарапала? Вроде мирная была, потом раз и взбеленилась. Если что я могу найти йод - раны обязательно следует обработать. Ну что вы дрожите, сейчас теплей станет. Свет включить? - Несмотря на то, что подобные фразы должны произносится в панике и суматохе, Леон говорил все это со свойственной ему холодностью, спокойствием и рассудительностью, просто несколько добрее, чем обычно. Он все же чувствовал ответственность за действия кошки и не мог просто проигнорировать произошедшее.

- Что ж, как пожелаешь. - Щелчок, и под потолком вспыхнула тусклая лампочка в простой полукруглой люстре, прибитой ещё предыдущими хозяевами. Он был рад сразу двум фактам - кошка не поцарапала юношу, и сам юноша решил перейти на более простой род общения, менее вежливый, разговорный. Только вот менее грустным он казаться не перестал. А потому, немного подумав, Леон достал убранный в папку рисунок его спящего, протягивая ему, наивно полагая, что это сможет его как-то развеселить.
- Прости, я люблю рисовать, можешь порвать его, если хочешь - это твоё право. - А после вернулся к сумке с вещами, аккуратно ложа в неё немногочисленные книги, накидывая сверху ещё пару оставшихся футболок и оглядывая шкаф, проверяя, не забыл ли чего. В наружный карман - документы и таблетки от укачивания. В самолетах он не летал - родители боялись везти болезненного сына куда-то за границу на отдых, даже когда он был ещё маленьким и нормальным психически. И вот - последний штрих - папка с рисунками, после чего мужчина спокойно закрыл сумку, возвращаясь к дивану, а точнее под него - доставать кошку. Потом сел рядом с Ди, точно не находя себе места, крепко держа Шери одной рукой - чтобы снова не подумала нападать на собеседника. Повинуясь внезапному порыву, второй рукой приобнял Эстеля за плечи, прижимая к себе. Такой маленький и хрупкий, а уже загружен проблемами поуши. И небось многого наслушался в детстве относительно своего внешнего вида, необычных глаз. Дети злые - все, кто не похож на них - изгои, которых обязательно нужно унизить.
- Я могу взять с собой кошку? У меня нет на неё документов, но я не могу бросить её одну, она не привыкла жить одна. Видишь, у неё разноцветные глаза. Мальчишки один выкололи... Она не такая, как все, изгой, как мы. Но внутри она невероятно добрая и ранимая, за что я её и ценю...

Ди был растерян - это было заметно по тому, что он никак не отреагировал на такое вольное прикосновение, будто и не заметив его вовсе. Он смотрел на рисунок, смотрел как-то странно, точно желая испепелить его взглядом, но не решаясь. А пронзительные голубые глаза при этом светились по-своему особенно. Или так казалось только Леону, воображение у которого присутствовало явно не в малом количестве. Но сейчас он ждал лишь ответа. Одного очень важного ответа, для себя и для той, чья жизнь от этого ответа зависела. Он не был готов оставить кошку, но сделал бы это, если бы Эстель отказал. Во-первых у него на то были вполне веские причины - маленькая воительница чуть было не изодрала его одежду на клочки, а могла и в горло вцепиться. Во-вторых Леон слишком сильно хотел увидеть замок и уже ни перед чем не остановился бы. А потому «да» прозвучало музыкой, сладкой и пьянящей. Он был готов даже расцеловать своего начальника, если бы не телефон, жалобно затрещавший в коридоре. Один на три комнаты. Нетрудно догадаться, кому звонили в такую рань. Так и не ответив, он быстро, чуть ли не пулей выскочил за дверь, оставляя двух невольных врагов - человека и животное, наедине. Боялся, что от звонка проснутся соседи, и тогда его обольют грязью с ног до головы прямо перед Ди.
- Да? Да, я. Что? Почему не вышел на работу? Ах да, забыл вас предупредить - я увольняюсь. Как? Да, со дня, со вчерашнего. Причина… Нашел другую работу. Да, и вам всего доброго. - Примерно такой же разговор состоялся после этого, когда он сам набрал номер второй работы. В комнату Леон вернулся в более жизнерадостном настроении, убирая последний рисунок обратно в папку. Конечно, он никому его не покажет. Просто сохранит.
- До аэропорта час пути, регистрация всегда за час до самолета. Если пешком, то около двух часов. Сейчас пять утра. Можем выходит часа через два - три. А пока не хочешь ли позавтракать?

«Такси - такая вольность. Хотя, если хочет оказаться в Леонском такси, которое за одну посадку сдерет не только деньги, но и шкуру, то я не буду мешать. Или все же стоит его предупредить?»
Для Леона, привыкшего сильно экономить на всем, такси действительно было роскошью. Однако он знал не по наслышке, как именно накручиваются счетчики и как быстро прожигаются от этого дырки в карманах туристов. Ведь только они предпочтут такси общественному транспорту. Таков народ - каждый выживает, как может, в том числе и таксисты, которым тоже надо принести в семью деньги, чтобы накормить детей и одеть жену.
- Не стоит вызывать такси. Автобусы уже ходят. Не все таксисты добросовестны, к сожалению. Ты не думай, я не считаю твои деньги, просто не хочется, чтобы от города у тебя осталось не самое приятное впечатление. - Почему он терялся, как мальчишка, не находя нужных слов? Почему так волнительно вспотели ладони, из-за чего их пришлось обтереть о брюки? И почему ему так хотелось снова обнять эстеля, прижать его к себе, возможно даже уложить на спину. Пришлось закусить нижнюю губу и отвернуться, делая вид, что застегивает молнию на сумке. У него никогда не было отношений, даже будучи подростком он не целовался с девчонками за углом школы, не зажимал их у стены под гогот одноклассников. И жил с этим нормально. А тут вдруг такие мысли. Скорее всего от переутомления - морального. Он так долго ещё ни с кем не общался в последние годы и сейчас перенасыщался присутствием чужого человека рядом, желая восполнить многолетний недостаток.
- Мне тоже не хочется завтракать, я слишком возбужден в преддверии поездки. Родители не вывозили меня заграницу, считая это опасным и неразумным. Впрочем, они меня за порог дома не пускали одного, что уж говорить о чужой стране. - И он опять не знал, зачем все это говорит. Зачем садится рядом, снова позволяя себе обнять Ди за плечи, уже более крепко прижимая его к себе, незаметно вдыхая аромат шампуня, исходящий от ярко-рыжих волос. И почему так блуждающе улыбается, игнорируя кошку, трущуюся о его спину в какой-то очередной дамской просьбе.